Приступ графомани охватил прям в "компах".

Я видел кастрата в неко-ушках
Идеальный символ нашего мирка
Ты шаришь в космических пушках
Но ссышь в штаны от вида пацана

читать дальше

Я видел символ, но это их мир
Таких много, хоть не все кастраты
Во время чумы ваш кровавый пир
Групповуха социальной страты

Он кажется стабильным ваш мирок
Космодром в мир ваших увлечений
Аниме, порнуха, игры, рок
Две сотни всяких разных развлечений

Но вот отключат свет на пару дней
За нею воды и вздернут всех ментов
Пара сотен подонков и ты уж ни "ничей"
А пополняешь касту анальных рабов

Поделен город сеткой улиц
на регионы и сегменты.
В квартире шесть считают слитки,
в квартире семь считают центы.
Какой-то демон в куртке "Dolce"
паркует новый "Мозератти"
Какой-то ангел в переходе
играет для людей Вивальди.

читать дальшеОдин из них получит мелочь
в чехол своей любимой скрипки.
Замерзнут пальцы без перчаток,
но он сыграет без ошибки.
Другой еще на стол подбросит
с десяток-два блестящих фишек.
Ему не страшно ошибаться,
когда на карточке излишек.

Один приедет поздней ночью
с бутылкой бренди или виски,
Стакан и диктор теле-шоу
заменят вновь друзей и близких.
Другой придет домой под вечер
запить ангину мятным чаем
И лабрадор по кличке "Вальтер"
с порога встретит громким лаем

Ни демон с черным "Мозератти",
ни ангел с третьесортной скрипкой
не поздороваются утром,
докурят, молча, без улыбки.
Поделен город сеткой улиц,
как мир - на бедных и элиту.
А неуместные знакомства
Должны быть наскоро забыты.

Но это утро не похоже,
Ни на одно "вчера" с рассветом.
С усмешкой щелкнув зажигалкой,
тот демон просит сигарету.
И ангел, щурясь, угощает,
Гадая,в чем искать подвоха.
- Как поживаешь?- спросит демон.
- Да как и ты. Совсем неплохо.

- Неплохо, значит? - хмыкнет демон.
- А что же в гости не заходишь?
- К чему все эти разговоры?
Обычно мимо ты проходишь...
И ангел тушит сигарету:
- Неужто в мире катастрофа?
- Да нет, - ответил тихо демон.
- Мне просто не с кем выпить кофе...

(с) Deacon

Боль. Стихотворение о ней.
читать дальше
Боль
Боль так вроде незаметна
По крошечному кусочку нерва
Идет по долям миллиметра
Словно каннибалы-черви

Но может вовсе боли нету
И все фантазия больного мозга
Из-за нее не вижу света
Жизнь как будто из-под розги

И все слилось в единой точке
Моих навязчивых, бредовых тех идей
Тону в болоте и не вижу кочки
Чтоб сесть и отдохнуть на ней

Такая маленькая боль
И столько бед несет та точка
О, бедный разум мой
Ты снова несвободен, на крючочке

Быть может боль уйдет
Исчезнет мой больной невроз
А может нет, потребует почет
И букет кровавых роз

Все неизвестно, все во мгле
От того вдвойне мне тяжелее
Хожу я снова не в себе
Все мрачнее и мрачнее

www.diary.ru/~coffee-blood-n-chocolate/?newpost... очень длиные рассказы
читать дальше

Короткие рассказы (2)

Графитти.
Тяга к наскальным надписям у нас в генах. Иначе, как можно объяснить, что двухлетний ребенок стремится первым делом нарисовать что-нибудь на обоях.

Студенческие столовые.
В СССР существовала негласная традиция – все отходы с местного НИИ отдавать студентам. Продолжается она и поныне в некоторых заведениях.

Мальчик.
Один мальчик рос непослушным и вредным ребенком. Ох, и намучилась с ним мама. С первого класса курить начал, со шпаной общался, отнимал у одноклассников карманные деньги. Потом в детскую колонию угодил. Как только не пытались исправить его родители, пока одна мудрая бабка ведунья не посоветовала им сделать сына депутатом. Теперь он, конечно, продолжает курить, правда уже гаванские сигары и коньяк тайком попивает. Но в морду никому не бьет. И девочек-отличниц за косы не дергает. Разве что в бане.

Дядя.
Все думают, откуда у нас появились хмурые дядьки в плащах. А ответ прост – это роботы, произведенные в СССР в семидесятые годы. Так они живут в том времени, а программный код никак не поменяешь.

Тетя.
А тети представляли более мощный вид роботов. Были предназначены для ведения работы в условиях радиации и запрограммированы на полное уничтожение противника. Однако с некоторых пор работают в УФМС и ЗАГСах.

Осень.
Осень время черных щупальцев незримых лавкрафтовских богов, когда в морском тумане видны глубоководные, а в лесах из кучи сырых листьев поднимаются духи умерших.

Спичка.
Человек подобен спичке.

Сигарета.
Отвратительная маленькая доза яда. Или русская рулетка с шансом заработать рак. Хотя, может быть, их создали, как маленькую реконструкцию атомного взрыва над Хиросимой, ведь именно на этот кошмар похожа сигарета стоит зажечь ее в ночи.

Шрам.
Каждый шрам на теле человека интересней, чем сотни татуировок, ибо каждый шрам это история, а татуировка всего лишь: «Ну, молодой был, глупый…». Даже шрам от операции, ведь это история болезни. Но, к сожалению, они не всегда красивы.

Еще один не очень длинный рассказ.
читать дальше
Лист и сбой в системе
«Word» открывался долго. Когда, наконец, программа загрузилась, он стал печатать: «Она сидела на берегу моря, смотря вдаль. Легкие тряпичные кеды промокли, а арафатка практически не спасала от ветра. Отбросив с лица челку…». Тут он остановился и представил ее. Сокровенная мечта его детства. Сейчас они исчезли с улиц, но продолжали жить в его сердце. Он продолжил бить по клавишам: «…она положила сумку с анимешным персонажем на колени, достала ручку и тетрадку, чтоб начать писать…». Он остановился, что бы она начала писать? Ясное дело, стихи. но какие. «Надо бы подумать, чтоб не выглядело банальщиной.

Она смотрела на необычную палитру моря. У берега оно было темным, дальше аквамариновым, каким обычно изображают море, потом шло бескрайнее сапфировое поле, которое сливалось с линией горизонта. Волны били по камням, поднимая в воздух брызги. Она задумалась, о чем бы писать. Обычно это были стихи или короткие цитаты, но сейчас она решила написать про него. Про того, кто мог творить, выплескивая свои миры в этот, чтобы все могли к ним прикоснуться. В ее голове возник образ, достаточно яркий и отчетливый, чтоб начать творить: «Он включил компьютер. Он очень устал после работы, однако нашел в себе силы, чтоб начать творить. Отказавшись от скромного ужина, который предложила тетя, он начал печатать свое новое произведение…». Тут она остановилась и задумалась. О чем бы ему писать. Про окружающий мир… Вряд ли. Эльфы, гномы, орки, рыцари, мечи, доспехи… Банальщина. Она за несколько секунд перебрала в голове тонны знакомых ей видов литературы. усмехнувшись, она подумала, что если он пишет, то точно не про нее.

«А может, она пишет не стихи. Может, рассказ. Но про что. Уж точно не про меня» – подумал он и откинулся на спинку стула. Он почувствовал себя не в своей тарелке. Обычно он парил в своей фантазии, но сейчас ему ничего абсолютно не шло в голову. Он удалился на кухню, чтоб разогреть ужин.

«Наверное, мне не дано творить. Все равно сейчас модны всякие ванильные сопли и одни цитаты. Краткость – сестра таланта» - она усмехнулась и достала сигарету. После она взяла валяющийся рядом плоский камешек и кинула его в море. Он поскакал по водной глади, как неведомый зверек.

Ужин занял ровно полчаса. Мытье посуды десять минут. Сигарета пять минут. Итого – сорок пять минут.

Чтоб отыскать плоский камешек и швырнуть в море хватало ровно одной минуты. Ей это занятие надоело уже спустя пятнадцатого камешка. Пять минут ушло на сигарету, десять, чтоб перечитать свои старые стихи, еще пять, для созерцания плывущего с ревом катера. Десять минут она бродила по пляжу, пытаясь отыскать ракушку или обкатанное волнами стеклышко. Итого – сорок пять минут.

Он уже хотел бросить это дело и поиграть во вторую «Доту», но что-то заставило его открыть текст и склониться над клавиатурой.

Она уже хотела идти по узким тропам домой, но что-то заставило ее сесть и открыть тетрадь на том листе.

И у обоих наступил момент, когда показалось, что все на мгновенье замерло. Краткий миг вдохновенья. Но дальше ничего не было. Лишь в Бразилии, на улицах Рио-де-Жанейро футбольный мяч взлетел в небо и понесся со скоростью кометы в сторону пляжа, нарушая все законы физики. Мальчишки стояли и удивленно провожали его глазами, не зная, что в Риге на мокрой, покрытой лужами, улице порыв ветра подхватил человека и поднял его на крышу дома так аккуратно, что он отделался легким испугом. Впрочем, даже с крыши не было видно, что собака на окраине Шанхая встала на задние лапы, извлекла сигарету из пачки своего хозяина и с наслаждением затянулась. В системе явно произошел легкий, ничего не значащий, сбой.

Название: Химера
Автор:  Key_stonE
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: G
Жанры: Мистика, Философия, Психология, Повседневность
Статус: закончен
читать дальшеТихий, размеренный стук эхом отдавался в голове. Глаза по-прежнему были закрыты, потому человек видел лишь сплошную темноту. Под ногами был вроде бы ровный и устойчивый пол, который теперь качался, подобно морской палубе, так, что он уже не казался устойчивым. Хотя кто знает, может, дело совсем было не в полу? Может, это человек качался. Или, может, это и вправду была палуба какого-нибудь морского судна, бороздившего океан. Казалось бы, что проще? Стоило открыть глаза миру и посмотреть, что происходит, но он по-прежнему смотрел в темноту опущенных век. Через какое-то время эта темнота уже не казалась такой пустой и такой тонкой, будто от мира света она отделена лишь небольшой тонкой кожицей, будто – раз – открыл глаза и очнулся в мире света. Но, нет, теперь человеку казалось, что всё совсем наоборот. Там, где-то в глубине этой тьмы что-то есть, именно там и есть это что-то настоящее, реальная жизнь, наполненная своими собственными событиями и своими живыми существами. Там, в той дали, в которой ничего не было видно, кто-то точно есть, и все это завораживало, манило. И человек шел туда, в эту темноту, безропотно и непоколебимо, в ту самую тьму, проваливающуюся под ногами, зыбкую и ненадежную. Пол под ногами дернулся, пытаясь заставить человека упасть, но тот все же, пусть и с трудом, но смог удержаться. Куда-то под ребра ударил чужой локоть, на лице человека появилась недовольная гримаса, — он не хотел, гримаса возникла сама собой. Двинувшись всем корпусом, отвоевывая себе хоть немного места, — нет, не под солнцем, — просто немного личного пространства, человек еще ни один раз еле удержался на ногах, при этом ему даже как-то удалось так и не открыть глаза.

Все дальше и глубже он шел в темноту, погружаясь в нее, как будто растворяясь и становясь тьмой. Что было реальным, а что было сном разума, рождающим чудовищ, — он уже не понимал, не чувствовал, не ощущал. Время, пространство и все живое как будто стали единым целым, слившись полностью с пятью чувствами.

Где-то в отдалении человек — не слышал, — чувствовал, что капает вода. Кап — кап — кап. Этот звук даже в тишине и в месте, где невозможны звуки, отдавался всюду эхом обреченности. Кап-кап. Это никогда не кончится. Кап-кап. Это никогда не начиналось. Кап-кап. Это и было всегда. Кап-кап. Это и есть правда. Откуда-то прокрадывался запах сырости, который бил в нос или в то, что могло только чувствовать запахи. И вдруг все эти звуки, запахи, ощущения, — даже они стали растворяться. Человек снова почувствовал, что темнота вокруг, — хотя еще секунду назад он был этой тьмой, — этими звуками, запахами. Теперь он был… кем же? Как же называется это слово? А что такое «слово»? С-л-о-в-о. Это все лишь стало странными сочетаниями звуков, может быть, и несущими какой-то смысл, только теперь все это, иллюзорные миражи, оставшиеся где-то в прошлом, которого тоже не было, казались невозможными и незначительными. Углубляясь в суть звуков и слов, Человек не понимал, что это такое. Казалось, от него только и остался, что чистый разум, пытающийся все воспринять, но тонущий в том, что его окружает.

— Ктоооо тыыы? – раздался отовсюду заунывный голос. Человеку почудилось, что сейчас он стоит на каком-то темном подиуме, а откуда-то с возвышения, в такой же черной тьме, находятся десятки, сотни, тысячи, — нет, миллионы, не заметных для него зрителей, которые лишь смотрят и наблюдают. И если бы Они были только там, во тьме, на расстоянии. Казалось, они были всюду, даже под ногами, даже между приподнятой рукой и телом, рядом с ухом, перед глазами, — различить все равно было невозможно, потому что все тонуло в сливающейся тьме, съедающей время, пространство и даже все живое и неживое. Человек вдруг понял, что снова понимает слова, буквы, звуки, что они снова, наконец, приобретают смысл, простой, понятный, а не тот сакраментальный, сливающийся с тьмой, от которого как будто бы проваливаешься в другую реальность.

— Я… я… — начал Человек, спотыкаясь об эту букву, которая, похоже, обозначала его самого. Сначала ему показалось, что этого ответа достаточно, что он ответил на вопрос «кто ты», ответив «я». Я… Йа… Йй-аа… — он снова начал терять смысл того, что говоришь, но, кажется, все вокруг не было удовлетворено ответом. Всё вокруг, казалось, зашевелилась, там, во тьме, где не было видно ничего, можно было лишь чувствовать и ощущать. Кажется, этому всему не очень-то нравился Человек. Или, наоборот, слишком нравился. Настолько, что просто становилось страшно. Они то ли хотели съесть его, но что-то сдерживало, то ли просто поражались столь диковинной зверюшке. Казалось, всё вокруг хочет посмотреть, потрогать, полизать, попробовать его, Человека, на вкус, как малые дети изучают всё, что находится вокруг них, используя все свои органы чувств, чтоб затем выбрать те, которые впоследствии будут использоваться больше всего.

— Ктоооо… — начал было снова заунывный голос, а вокруг начали тихо перешептываться.

— Я Человек! – вдруг громко воскликнул Человек, и его слова эхом разнеслись по всей темноте, и все вокруг мгновенно стихло. Эти слова как будто слегка осветили тьму, и только теперь человек понял, что произнес он их с вызовом. Он и сам не знал, являются ли эти слова правдой, человек ли он, и что это вообще такое «человек». Тишина была как будто испуганной, неопределенной, таинственной и опасно выжидающей. И вдруг со всех сторон грянул громкий шепот, который в этой темноте теперь казался даже слишком тихим, чем он должен был быть, приглушенным. Темнота вокруг шепталась, но даже шепот этот был опасным. Вокруг человека будто носились вихри, пытаясь сбить его с ног, но он держался, как тогда, в реальности, держался, несмотря на все удары и тряски. Только вот этого всего никогда не было. Как не было прошлого, будущего или настоящего, как не было самого времени, этой иллюзии, которой кто-то что-то мерит…Когда-то он помнил, кто и что мерит, но даже само слово «когда» было неправильным, как и другие слова, потерявшие свой сакраментальный смысл в обычной речи. Теперь это все казалось анахронизмом.

— Тттттты, ччччччеловек? – с каким-то странным смыслом в речи спросил другой голос, откуда-то с другой стороны, так, что Человеку пришлось развернуться в противоположную сторону. Теперь он понимал, что имеет тело, которое необходимо было разворачивать. Интуитивно человек отступил назад, в такую же точно тьму, что и была повсюду, в такую, где не было понятно, где перед, где зад, где право, где лево, и есть ли тут вообще какое-то пространство. Наверно, его и не было. Но человек все равно отступил назад.
— Да… — уже неуверенно ответил человек. Казалось, что еще шаг назад, и он упадет куда-то в бездну, ведь теперь он стоит на самом краю, краю чего-то неопределенного, скорее всего, не существующего. Но в том, что он полетит глубоко вниз, если сделает еще, хоть шаг в это «назад», — у Человека сомнений не оставалось совсем. – Я… я… — Какая-то сила будто толкала его за край, но он все еще держался, но что, что сказать, как оправдаться, он не знал. И Человеку не дали сказать.

— Зачем пожаловал? – спросил кто-то еще более страшным голосом, пусть и не растягивающим странные, бессмысленные звуки, складывающиеся в слова. Этот голос был спокойным, но уж очень опасным, заставляющим все буквально трепетать, несмотря на отсутствие всего того, что вообще могло бы трепетать. Человек выпрямился, ему казалось, что он смотрит в глаза именно тому, кто говорит, если у него вообще есть глаза. Этот голос казался каким-то более живым, более сильным и добродушным для самого Человека, нежели все те или то, кто или что был или было вокруг.

— Я устал от людей! – сказал Человек.

— Что? – рассмеялось эхо, и тут же повсюду во тьме тысячами по парных огоньков загорелись глаза, их было так много, что становилось страшно. Какие-то глаза были больше, какие-то меньше, но это ничего не говорило о силе тех, кто был вокруг. Глаза хлопали, мигали, подмигивали, то исчезали, то снова появлялись, вновь светясь всеми возможными темными зловещими цветами, которых тоже не было во всем этом, но сами глаза были точно, пусть даже они и не были глазами на самом деле. На мгновение человеку показалось, что все эти огоньки глаза не многих монстров, а глаза одного единственного существа, опутывающего все, — самой темноты.

— Ты сам человек.

— Но я устал от людей! Я просто хочу туда, где их нет!

— Но ты, же есть. Значит, где бы ты ни оказался везде будет хоть один человек, – холод снова ударил в лицо, заставляя Человека с трудом балансировать на грани. Тот поднял голову, смотря куда-то прямо во тьму, понимая, насколько же прав голос.

— Я… я… — пытался оправдаться Человек, понимая, что стоит на грани пропасти, на грани даже не смерти, — исчезновения. Потому что после смерти, возможно, еще будет хоть что-то, после исчезновения же – ничего и никогда.

— Чтоооооо ТЫыыыыыы? – вновь спросил первый голос.

— Можно я просто посижу здесь, на краешке? – спросил Человек, умирая от страха. Когда он шел сюда, во тьму, ведомый лишь каким-то странным ощущение, он и не знал, куда идет, зачем и что там будет. Сейчас он знал, что нельзя в это место приходить без цели, потому что здесь исчезает все, кроме нее. Но и попасть в это место без цели почти невозможно. Так, где же то, что его так влекло сюда, где оно потерялось в дороге? Неужели эта цель была так слаба? Или ее просто не было. Наверно, ее и не было. Было лишь желание уйти подальше от всего, что окружает, от того мира, а особенно от людей. Но как можно уйти от людей, если ты сам человек? И в этом голос был прав. И именно по этой причине Человек сейчас стоял на грани неведомой невидимой пропасти.

— На краешке? – казалось, в голосе появилась хитреца, слова больше не распадались, но смыслы переливались и фонтанировали. Казалось, этот «краешек» был краем всего: света, времени, пространства, мысли, жизни, души… Та самая малая грань, от чего и становилось так страшно.
— Ччееллооввеекк ггллууппппп, — раздалось откуда-то.

— Тихо! Пусть сидит! – оборвал жужжание первый голос. – Пусть сидит. И чтобы никто не посмел его тронуть, пока он сидит на краешке. А коли сойдет – делайте, что хотите, но пусть живет. Хотя бы потом.

Эти «хотя бы потом» звучали особенно страшно и непонятно. Мгновенно всё стихло, глаза исчезли, и Человек оказался погружен в полную темноту, где не было никого, кроме самого Человека, не было ни звука, кроме тех, что издавал он сам, нельзя было ничего коснуться, кроме как самого себя, и не было видно ни зги, даже самого себя. Теперь-то человек понял, что так и не смог избавиться от людей, потом что сам по-прежнему был человеком. В темноте больше не было никого, больше не было тех странностей, непонятных ощущений, когда отовсюду исчезало все хоть мимолетно знакомое, как будто правила игры, мира полностью менялись, не существовало даже простейших законов физики, не существовало ничего, по крайней мере, в привычных формах. Но теперь Человек оказался будто мальчиком, запершимся в шкафу, где было душно, жарко и одиноко, но сейчас это одиночество совсем другим, нон было сродни одиночеству во Вселенной…

«Что, понял, что от людей не уйти, пока ты сам человек?» — прокрался в разум Человека чей-то ехидный голос, все эти слова не были произнесены вслух, но были ли это мысли самого Человека, сам он не знал. «Не хочу быть человеком», — новая мысль, принадлежность которой так и не было до конца понятным. «Ты не знаешь, кем ты хочешь быть», — новый голос, закравшийся разум, он будто манил к себе, звал, обещал что-то показать, рассказать, объяснить, или просто поглотить, но Человека не смущала опасность, он снова поднялся, вновь ощущая сзади себя бездну на расстоянии лишь полушага.

— Иди к нам, — прохихикал ехидный голосок сзади, заставляя Человека обернуться. Но только Человек это сделал, как понял, что не знает теперь, где же эта бездна, с какой из сторон, куда можно сделать шаг так, чтоб не пропасть в небытие. Казалось, вокруг все хихикало, ожидая его промашки, но Человек лишь закрыл глаза, пусть теперь и не было никакой разницы в том, сделал он это или нет, выпрямил свое несуществующее тело и сделал шаг вперед.

Все мысли, эмоции, чувства, — теперь все смешалось. Пространство и время снова появились, но уже в новом, искаженном варианте, снова появились краски, звуки, запахи, но Человек их не чувствовал, теперь он ощущал все совершенно иначе. Глаза не были глазами, а уши ушами. Мир визуально был поделен на восемь частей, повторяющих и дополняющих друг друга.

«Кто я?» — подумал кто-то.

— Это я… — удивленно прохрюкала Химера, соединяя в единое целое то, что видит, а видела она теперь себя. Восемь глаз или, точнее, один, разделенный на восемь частей, уродливые щупальца и длинный хвост, сильные задние лапы, чем-то похожие на лапы кенгуру, вместо передних лап были маленькие, слабо развитые лапки, скукожившиеся так сильно, будто прямо сейчас и отсохнут. И тут Химере стало страшно, она причудливо двинулась корпусом, закругляя тело в причудливый зигзаг и тут же почувствовало маленькую чешую, покрывающее тело и живот, хвост в страхе дернулся, и тут Химера упала, слаборазвитые лапки задвигались. «Не хочу! Не хочу! Не хочу быть этим!» — думала Химера перед тем, как все померкло.

Кап-кап. Кап-кап. Кап-кап. Кап-кап. Где-то что-то капало. Химера не чувствовала ничего, кроме того, что где-то что-то капает. Вторым ощущение была сырость. Третьим – холод и запах сырости. Только потом Химера почувствовала серый цвет, разбитый черным. Лапы стали царапать какую-то твердую поверхность, за которой что-то было. Там, с той стороны, что-то находилось, Химера чувствовала это, и все свое тело бросила на эту серость, которая теперь была так близко, что можно было ощутить, что она неоднородна, даже в ней есть более светлые и более темные участки, некоторые из них даже казались… белыми. Химера чувствовала эту серость кожей, или тем, что было вместо нее, где-то там были маленькие капли чего-то, похожего на воду. Что-то, похожее на плечи, напряглось, и Химера ударилось в эту серу, пробивая ее собой, уходя внутрь нее, поглощая ее. Или, наоборот, на самом деле эта серость поглощала ее, покрывая свою гладь мокрыми холодными каплями. Вокруг больше не было тьмы, толь серость, в которой не было ясно, что светлее, а что темнее, потому что на самом деле при всей однородности этой серой массы, она не было единой целой. Химера двинулась всем тем, что считало собой и продолжением себя, и вся серость стала двигаться вместе с ней, с Химерой. Рывок – и всё окрасилось в яркий белый цвет, ослепляющий, сильный, безжалостный, доставляющий физическую боль.

Были еще перевоплощения, переходящие одно в другое, некоторые формы доставляли неимоверную боль только от самого факта существования себя, в некоторых формах эта боль и была жизнью, самоцелью и радостью существования, а то, что другие формы этого не понимали, казалось чем-то странным. Химера хотела донести эту боль до всех, видя радость существования именно в ней и не понимая, почему другие так бегут от нее. В некоторых формах и жизни не было, но это было смертью. Наверно, так живут камни. Были формы, постоянно меняющиеся, — и телом, и частями себя. Какие-то, части тела Химеры постоянно от нее отделялись в одной из форм, становясь продолжением, пусть и живя отдельно. Но каждая форма любой жизни казалось Химере отвратительной, она не знала, кто она, хоть иногда в сознании и появлялись разные образы, мысли, даже какие-то вещи, напоминающие слова, которые и обозначали то, чем теперь была Химера. И, несмотря ни на что, в ней теплилось ощущение, что все это не то, что она не это, она что-то другое, иное, то, что ей ближе, чем на самом деле и должна быть, чем родилась, если вообще это слово уместно, если вообще что-то где-то рождается. Может, рождения и нет? Это просто отпочкование или просто появление. Кто помнит, как он родился? Может, просто в какой-то момент появился в этой существующей форме, приняв за правду все окружение, как будто бы забывая о том, что было раньше, что это лишь часть. Всё это лишь принятые формы, и пока ты естественно не уйдешь из той, в которой должен быть, нельзя принимать новую, нельзя уходить в небытие.

Теперь Химера понимала, насколько это было неправильно, почему нельзя было являться во тьму, что бы ее туда ни звало, почему нельзя было уходить так далеко и глубоко. Можно было потерять себя, но не просто как форму и суть, — это она уже много-много раз теряла, можно было потерять нечто большее. Душа? — Странное слово, никак и никем, ничем не объясненное. Было известно лишь то, что это что-то бессмертно, но в чем и как это проявляется, — так и оставалось загадкой. Люди и не знали, как легко потеряться, сделав лишь один неосторожный шаг, закрыв глаза.

Человеку лишь стоило быть благодарным, что его душу, — или что это было, — на разорвали на месте, а лишь щупали, обнюхивали, пусть даже и плотоядно облизываясь.

— Так, кто ты? – вдруг спросил уже знакомый голос в темноте. То, что когда-то было Человеком, а потом Химерой, поняло, какая же это милость, говорить понятным образом для того, кто или что стоит или просто находится здесь. И как это на самом деле сложно.

— Я… — начало что-то, чувствуя, как вновь начинает приобретать какую-то форму. Только вот какую? – Это было непонятно. Кажется, голос хотел повторить вопрос, но, то, что стояло во тьме, среди всего этого и пыталось ответить, вдруг произнесло: — Я Личность!

— Ктоооо?

— Я личность! – если первые слова были произнесены неуверенно, с запинкой, как будто сомневаясь, то теперь последние слова эхом отражались повсюду, заставляя даже самых страшных обитателей отступать глубоко в темноту. Все слова теперь были ясны и тверды, в них была сама Суть, тот самый сакраментальный смысл, который больше не распадался на звуки, части или множество смыслов. Тот, кто говорил, знал, о чем говорил. – Я личность, — уже спокойно, но с силой в словах произнес Он так, что всех, таившихся в темноте, объял страх. – И я ужасно хочу жить, — добавил Он. Внутри всколыхнулись образы тех странных жизней, которые и не были жизнями в том, в человеческом смысле, о котором говорил Он, и все вокруг чувствовали то, что он имел в виду. – Ужасно хочу жить…

— Жить кем? – осторожно спросил тот самый голос, что и разрешил тогда Человеку посидеть на краешке.

— Собой, — безропотно ответил тот, кто когда-то был просто Человеком. – И только Собой.

Темнота начала наполняться смыслом, приобретать очертания, уже знакомые и привычные, стали слышны звуки, стала вновь ощущаться встряска, рядом чувствовались просто люди. Он открыл глаза. Пол под ногами вдруг перестал трястись, и двери милостиво открылись. Он шагнул вперед, в свою обычную жизнь, забывая обо всем случившемся, которое теперь казалось миражом и постепенно тлело, вскоре не останется даже воспоминания, останется лишь чувство. Он шагнул вперед, потому что это была его станция, его Реальность, его жизнь.

30 ноября 1999.
Приштина. Военная база США.
Я села за свой стол и принялась печатать доклад. В коридоре о чем-то яростно спорили мои напарники – Гораций Нортвуд и Эрни Крик.
- Это хитрая тварь. – услышала я. – Кливи кого хочешь обведет вокруг пальца! – Гораций и Эрни вошли в кабинет.
- Не бери в голову, Нортвуд. – мягко сказал Эрни. – Поверь, если уж не твоя пуля, то ледяная вода его бы добила. Ну, или в крайнем случае, разнесло бы о пороги. Ты видел эту речку? Там течение такое, что только зайди – останешься без ботинок.
- Тело не нашли? – я решила вмешаться в разговор.
Эрни молча разгрузил свою сумку. В пластиковых пакетах находились армейский ботинок и пистолет со сгоревшей обоймой.
- Все, что от него осталось. – пожал Крик плечами. – Ну вот, миссия выполнена! Гораций, хватит! Звездочка тебе уже гарантированна. Заработал на «попить» и «пожрать» на год вперед. Ну что тебе еще надо?
- Все это слишком запутанно… Я не могу считать миссию выполненной, пока не увижу тело капитана Кливи. Слишком долго он водил нас за нос. Пора с этим покончить.
- Подумать только! А ведь мы были друзьями! – пробормотала я.
- Не бери в голову, МакКрири. Прошлого не вернуть… - договорить Эрни не смог. Видимо, не сформировал до конца свою мысль. В следующий миг в кабинете воцарилась абсолютная тишина. Каждый был занят своим собственным делом.
читать дальше
4 декабря 1999.
Белград. Городское кладбище. Раннее утро.
После того события я почти поверила, что Рой мёртв. Жизнь приобрела оттенок повседневности, всё стало на свои места, но я по-прежнему не теряла надежды узнать всё самой. Гораций по-прежнему был полон желания найти труп Роя, чтобы удостовериться в его подлинной гибели, но эти попытки были равны нулю – в отличие от них, я хорошо понимала, что если Рой и остался чудом в живых, то уж точно обеспечил свою безопасность и анонимность.
И уж последнее, чего я ожидала – это появление Рваного уха. Звонок от него был не просто неожиданностью – он поверг меня в шок, к тому же, его голос я попросту не узнала. «Иллион Хиди». Всё сразу встало на свои места. Он предлагал встречу... я не знала, зачем, но всё же решила идти. Говорить об этом, разумеется, я никому не стала – во-первых, меня попросту не отпустят, а во-вторых… и впрямь, кто знает, что ждёт меня там? Хиди уже нечего терять, и вряд ли он решит пожалеть меня, если уж что-то задумал. Я рисковала собственной жизнью, но всё же решила идти – практически наугад - на могилу Дрегены Станкович.
Все время, пока я шла к могиле, меня не покидало ощущение, что кто-то внимательно наблюдает за мной, следит, выжидает – паранойя разыгралась, не иначе. Я подошла к могиле. С довольно ухоженного памятника на меня смотрела улыбающаяся девушка. "Дрегена Станкович 1970-1999". Несколько минут я молча разглядывала фотографию, и вдруг услышала шаги позади.
- Она была хорошим человеком. Не стоило ее во все это впутывать, - сказал чей-то глухой голос. Я вздрогнула от неожиданности, но не обернулась.
- Кто она?
Конечно, я не должна была это говорить, следовало спросить, зачем он назначил эту встречу и что хотел сказать, но я замерла у памятника, чувствуя странную грусть - словно бы здесь был похоронен кто-то, важный мне.
- Дрегена. Она погибла... Из-за меня... Я втянул Дрегену в свои грязные дела... Она заслуживала лучшего.
- Из-за чего она погибла? - тихо спросила я и, обернувшись, взглянула на стоящего сзади Иллиона.
- Мы проводили операцию по освобождению заложников, как нас атаковали Ф16. Албанцы знали, что я приду. Они хотели убить меня. Роман освободил большую часть заложников, мы были готовы завершить эвакуацию, но тут... этот бандит был еще жив, он начал стрелять в мою сторону. Дрегена заметила это и оттолкнула меня, но сама попала под пули. - Рваное ухо закрыл рукой лицо.
Я растерялась и, не зная, что ответить, положила руку ему на плечо, сама не ожидая от себя такого поступка.
- Это ужасно... мне жаль...
- Я это заслужил. Бог меня наказал. Я должен был погибнуть, а не она.
- Не вини себя... всё равно это уже в прошлом, а если прошлое не вернуть - значит, стоит прекратить терзать себя. – Отчего-то я чувствовала себя виноватой.
- Впервые за многие годы я ощутил весь ужас войны. Я помогал гражданским. Со мной был Георги Видич - сын генерала Видича. У меня сердце защемило, когда Георги вытащил из-под развалин Ясну - его младшую сестру. Моя жизнь - одна большая игра. Я слишком заигрался. Югославия дала мне путевку в жизнь. Если бы не Видич, я бы до сих пор воровал. - Рваное ухо стиснул зубы и потер глаза. - Если хотите, можете меня арестовать - терять мне уже нечего. Для вас я теперь бандит. Уже слишком поздно. Я причинил Дрегене слишком много боли и страданий. Она заслуживала лучшего.
Иллион присел на корточки и закурил.
Я села рядом, на скамейку, и задумалась. Сейчас Иллиону можно было поверить - я видела раскаяние и боль в его глазах, голосе, жестах... я знала, что это за боль, и что в такие минуты ты хочешь сделать всё, что угодно - исчезнуть, забиться в угол, впитаться в землю каплей дождя - всё что угодно, лишь бы не ощущать вкус этой жуткой потери.
- Если всё это время она была с тобой - значит, любила тебя по-настоящему.
Рваное ухо лишь молча кивнул. Затем встал и, выкинув окурок, продолжил: - Я только сейчас это понял. Спасибо, что согласилась выслушать меня. Вот, тебе это нужнее, чем мне. - Рваное ухо протянул мне конверт. - Незадолго до своей смерти Рой отдал его мне. Он приказал не открывать конверт, пока он об этом не попросит, или с ним что-нибудь не случится. Велел тебе передать.
- Значит, он всё-таки мёртв... - прошептала я. Сюрпризом это не стало, и я была готова к такому повороту событий, но всё же...
- Спасибо, Иллион. - я взяла конверт и убрала его в сумку, решив распечатать дома. - Я знаю, каково тебе пришлось... держись. Это очень сложно. Такая боль не проходит. Но не вини себя. Это пустое занятие.
- Знаешь, Оливия, ты мне очень напомнила Дрегену - такая же добрая и отзывчивая.
- Правда? - я улыбнулась. - Рой всегда говорил, что на самом деле я вовсе не такая строгая, какой кажусь со стороны... а я ему не верила.
- Оливия, тебе пора назад - на базу. Наверняка тебя уже хватились. Оливия, я... у меня никого нет, кроме тебя...
"У меня тоже", - пронеслось в голове. Только сейчас я осознала, что на самом деле слишком одинока. Работа, вечная занятость... за всё это время я не сумела понять, что смысла практически нет - ведь рядом - никого...
- Я могу остаться. База подождёт, - быстро ответила я. - Не думай об этом.
Рваное ухо повернул голову ко мне. - Мне пора. Тебе-то они ничего не посмеют сделать, а вот мне несдобровать, - голос его был тихим и приглушенным.
- В случае чего я тебя прикрою. Они уважают моё мнение, и не станут спорить, если узнают о том, что я общаюсь с тобой. - на душе было нелегко, и я не могла определить, что было тому причиной. - Иди. Удачи тебе... - не зная, что ещё сказать на прощание, я осторожно его приобняла.
Все это было неожиданно для Иллиона. Он обнял меня, затем сказал:
- Мне пора в штаб - донесение отнести. Видич не любит, когда его заставляют ждать. - он отошел в сторонку и, поправив ворот, сказал: - Прощай. Еще увидимся. Автобус на Приштину вот-вот отходит.
- Прощай, - я улыбнулась, проводила его взглядом и пошла на базу, в противоположную сторону, твёрдо решив завтра вернуться сюда и принести цветы на могилу Дрегены Станкович.
Так и началось наше настоящее знакомство. Я открыла личность в Иллионе Хиди, и эта личность теперь казалась мне совсем другой, чем та, о которой я была наслышана прежде.

Тайна индиго.
Глава 1. Радушная встреча.
Апрель 2010 года. Босния и Герцеговина. Мостар.
Милош спустился к берегу реки Неретвы. Мимо него прошли трое молодых людей с шарфами фк Широки Бриег. Проводив их взглядом, Милош уселся на землю и тщательно умылся, оставив вещи вне поля зрения.
- Кар! – услышал Милош позади себя. Он обернулся и увидел, как здоровенный серый ворон подцепил клювом его медальон и полетел дальше по течению реки.
- Черт побери! – закричал Милош и пустился вдогонку.
- Йоси, что ты там опять натворил? – прозвучал сиповатый голос.
читать дальше- Кар! – ответил ворон. – Я не удеррржался! Слишком крррасивая вещица!
Милош остолбенел. «Этот ворон говорит? Он разговаривает»? Или у него глюки? Может к врачу обратиться?
- Не обижайтесь на него – Йоси всегда был редкостным грубияном. Ворон уникальное создание…
- Он и впрямь разговаривает? – Милош все еще туго соображал. – Значит, мне не послышалось?
- Кар! Нас тут трое! – на ветке взгромоздились еще двое воронов – пестрый и черный.
- Трое? Только этого не хватало! Что здесь, черт возьми, происходит?
- Познакомьтесь, молодой человек. Скандербег, - черный ворон расправил крылья, - Йоси, - серый шевельнулся, - и Принцип. – пестрый ворон кивнул. – Дайте-ка я угадаю, кто вы. Вы – студент-журналист.
- Да… То есть, откуда вы знаете? – Милош призадумался. Даже если это и глюки, почему бы не поговорить с ним.
- Я много чего знаю. – вздохнул мужчина, не отрываясь от воды. – Историк, как-никак. Копаться в чужом прошлом – моя работа. Да и ваше снаряжение – портативный компьютер, фотоаппарат, диктофон... Типичный багаж журналиста. – мужчина по-прежнему разговаривал с Милошем, отвернувшись от него.
Милош был так растерян, что не смог ничего ответить. Мужчина вздохнул и пригладил рукой свои светлые волосы. «Он все время говорит со мной отвернувшись, что с ним»? – подумал Милош. Он подошел поближе, надеясь, что мужчина повернется к нему, но тот не оборачивался.
- С вами все в порядке? – спросил Милош.
- Э-э-э… я в порядке… просто… э-э-э… не хочется вас шокировать…
- Шокировать? А чем меня можно шокировать? Я за свою короткую жизнь такого навидался…
- Что теперь ничему особенно не удивляетесь, так? Вижу типичное дитя войны…
«Отводит тему» - Милош нахмурился, но ответил в том же спокойном тоне. - Вы правы, удивляться мне уже не приходится.
Мужчина тяжело вздохнул и повернул к Милошу свое исполосованное лицо. На левой руке отсутствовала кисть. «Боже, что с ним»! – на лице Милоша отразились сочувствие и ужас одновременно. Все было неожиданно, но вполне предсказуемо. Милош едва удержался, чтобы не вздрогнуть.
- Что…что с вами? – с дрожью в голосе спросил Модрич.
- Пытки, молодой человек, пытки. – кивнул мужчина. – Кстати, забыл представиться – Кадер Кади! – он протянул Милошу руку.
Милош сдержанно кивнул и осторожно пожал протянутую руку.
- Милош Модрич младший. Кто вас так пытал?
- Мне больно об этом вспоминать. – по исполосованному лицу Кадера пробежала дрожь. – Я потерял тогда все – жену, дочь. Все… в одночасье.
- Мне очень жаль… - Милош пребывал в растерянности. Что ему ответить? Как выразить поддержку и сочувствие этому человеку? Он решил промолчать. Порой молчание ценится куда больше слов.
- Меня уже просто довели вопросы о том, не пытал ли меня сам Мясорубка. Сколько им можно объяснять, что бандит по кличке Мясорубка – страшная сказка для капризных детей?
- Я бы не стал задавать таких вопросов. – Милош на секунду отвернулся. – Все значительно страшнее, ведь так? Мне тоже знакомы потери. Думаю, любой с ними сталкивался рано или поздно.
- Вы, наверное, потеряли родителей. Кстати, каково ваше задание? Я по говору вижу, вы не местный.
- Я потерял отца и мать. Не буду спрашивать, как вы об этом догадались. – Милош замолчал.
- Вороны – единственные, с кем я разговаривал последнее время. Вы – первый человек, что захотел со мной поговорить за последние десять лет.
- Вы избегали людей? Я знаю, что они нередко бывают равнодушными и безжалостными…
- И я их, и они меня. Знаете, мало кому понравится общество человека, проведшего два года в психушке. Знаете, кто меня спас? Греки. Группа греческих наемников ворвалась в дом, когда мне уже отпилили кисть. Если бы не лейтенант Цорвас, я бы сейчас здесь с вами не разговаривал.
- Два года в психушке? А был повод? – Милош понял, что вопрос прозвучал слишком бестактно, но пути назад не было.
- Можете представить себе состояние человека, только что потерявшего всю семью. Вот так! - Кадер щелкнул пальцами. - А на закуску еще и пытки. Тело Нурендины до сих пор не нашли...
- Это ужасно. Представляю, каково вам пришлось. – голос Милоша звучал уже тише.
- Вы, я вижу, хорошо освоили хорватский акцент, но манеры поведения и интонации выдают в вас серба. Я сам албанец, но Албанию только на карте и видел. Джанет была наполовину хорваткой. Раньше никакой разницы – мы все жили как большая и дружная семья, но девяносто второй внес свои коррективы…
- Да, вы правы. Иногда только хочется забыть о прошлом.
- Зачастую принципы играют более важную роль. – вздохнул Кадер. – Клюет! – неожиданно закричал он. Кадер потянул за удочку, да не тут-то было – удочка не сдвинулась ни на миллиметр. – Милош, помоги!
Они уже вдвоем потянули за удочку и вытащили здоровенного толстолобика. Кадер взял рыбу за хвост и ударил ее головой о камень.
- Ничего себе рыбешка! – присвистнул Милош. – Такого хватит на целую армию голодных ртов!
- Вы не поможете мне донести снаряжение до дома? – спросил Кадер.
Милош кивнул и взял у Кадера часть снаряжения.
- Где ваш дом?
- А там, возле спуска.
- И часто вы здесь промышляете? – спросил Милош.
- Здесь я спас своих птичек, пока они еще не вылупились. – Кадер сохранял спокойствие. – По жизни я промышляю кроликами – шкуры, мясо… Зайдите в лес. Найдете там раздолбаные портреты Билла Клинтона – я практиковался на них в стрельбе из пистолета. Я, хоть и однорукий, но стреляю еще дай бог каждому!
- Вы участвовали в войне? – спросил Милош.
- Было дело. – кивнул Кадер. – Я никогда не забуду эту ужасную осень – осада, постоянные артобстрелы… То босняки, то шаховники рвутся в город… - Кадер замолчал и уставился на землю.
- Вы в порядке? – спросил Милош.
- Я? Я в порядке. Пошли!
Они взошли на холм. Где-то на горизонте уже маячили верхушки домов. Кадер остановился возле довольно обшарпанных железных ворот.
- Здесь я живу. – он отпер калитку и пропустил Милоша вперед себя.
Входная дверь оказалась незапертой. «Неужели воров не боится»? – подумал было Милош, как вдруг увидел в вольере собаку породы Голиаф. «Такая собака кому хочешь отобьет охоту воровать»! – пробормотал Модрич. Пес залаял.
- Малыш, место! – скомандовал Кадер.
Пес послушно улегся. «Ничего себе малыш»! – на лице Милоша прорезалась улыбка.
- Сюда! – Кадер поманил Милоша рукой. Последний молча вошел внутрь. – Добро пожаловать в мою скромную обитель! – Кадер улыбнулся. – Прошу в гостиную. Как насчет тарелки кроличьего супа?
- Не откажусь! – ответил Милош.
- Располагайтесь, господин Модрич! Я пока разогрею суп.
- Спасибо! – Милош присел на кресло. В следующий миг его взгляд упал на фотографию женщины в траурной рамке. «Это, похоже, его жена». – подумал Милош.
- Кар! А кто будет платить за теплый прррием? – вновь съехидничал Йоси.
- Йоси, пррекрррати! – каркнул Скандербег.
- Эй, пернатое, лови! – засмеялся Милош, кидая Йоси стекляшку.
Созерцать говорящих воронов было интересным занятием. Милош не мог понять, как они научились разговаривать, при этом осмысливая сказанное - почти как человек... «Какое необычное место...» - пронеслось в голове.
- Йоси, кажется, вконец оборррзел! – раздраженно каркнул Принцип.
- Хам! – поддакнул Скандербег.
- А вот сейчас как дам обоим! – Йоси растопырил крылья.
- И давно вы научились разговаривать? – Милош решил поговорить с этими необычными птицами.
- Кар! Уже тррринадцать лет! – гордо ответил Принцип.
- Раньше я не встречал таких воронов. Вас обучил Кадер, верно?
- Да-да! – затараторили вороны в один голос. – Мы его доносчики! Он обо всем узнает перррвым!
- Доносчики? Вы за кем-то шпионите? Это ваше задание?
Вороны замялись:
- Забудь! Мы ни за кем не шпионим! Мы честные вороны! Мы не шпионы!
«Отлично соображают»! – подумал Милош. – Понял, я ничего не слышал.
Кадер побледнел и подозвал к себе Принципа.
- Ты соображаешь, что чуть не проговорился? Следи за тем, что говоришь. Не для того я обучал вас человеческой речи! - шипел он, оглядываясь на гостиную. - Никто не должен это знать!
- Не переживайте, я просто из интереса решил с ними поговорить. – Милош поспешил успокоить Кадера. – У вас просто удивительные вороны! Представляю, чего стоило обучить их речи.
Кадер вновь побледнел. «Как пить дать, копать начнет»! – на исполосованном лице Кадера выступили крапинки пота. – Я отвлекся. Суп готов, прошу к столу!
- Уверяю вас, я не из… - Милош понял, что лучше недоговаривать, и поспешил сменить тему. – Буду рад присоединиться к вам!
Кадер налил две тарелки кроличьего супа и принялся за еду.
- Итак, каким ветром вас занесло в Мостар?
- Вообще я учусь. На журфаке. Не думаю, что Вас особо заинтересует моя история, тем более, что вы уже знаете её основные фрагменты... - Милош хотел сменить тему, но не мог найти подходящую. Рассказывать о себе не очень-то хотелось – слишком уж неприятно ворошить прошлое.
Тут Кадер увидел в блокноте Милоша запись: «Тайна Индиго». То есть Милош хочет доказать или опровергнуть существование ребенка Индиго? Черт возьми! Похоже, он растревожил осиное гнездо. Кадер понимал, что Модрич не остановится ни перед чем, но тайну раскроет. Что теперь делать ему? Как вести себя в данной ситуации?
Милош спохватился и закрыл блокнот, но было поздно. Он растерянно обвёл взглядом комнату. «Будем надеяться, обойдётся без лишних вопросов...» - подумал он.
- Хмм… - Кадер призадумался – а не устроить ли Модричу маленький допрос. – Милош, ты знаешь Милевое Радича? Это бывший шпион ЮНА. Сейчас он, кажись, бизнесмен. Слышал я, он кафе в Сараево держит...
- Ну да, я у него завсегдатай. – Милош говорил медленно, боясь взболтнуть лишнее. – Ваш знакомый, верно?
- Я ему обязан... жизнью... не столько ему, сколько... э-э-э... сержанту Розану...
Придётся и дальше изображать неведение... может, удастся что-то выяснить?
- А почему же Вы обязаны ему жизнью?
- Они провели меня через гать, ведущую в Неретваград. Они вдвоем решились вступить в бой с целой чертовой кучей хорватских десантников. А тут, брат, без дураков…
- Удивительный героизм... – Милош взглянул на собеседника. – Вы не видели их после всего?
- Нет. Босняки на следующий день взяли меня в плен. Розан растревожил осиное гнездо, когда попытался воссоединиться с четвертым взводом, которым командовал. Я решил привлечь все внимание на себя. В результате Розан без потерь покинул Неретваград, а лейтенант Цорвас узнал о засаде и выжил. Ой! Что-то я с вами заболтался! Извините, мне тяжело об этом вспоминать.
- Я понимаю Вас, некоторые воспоминания бывают слишком тяжёлыми для человека... – Милош вспомнил гибель родителей и отвернулся. – Вы отважный человек, насколько я понял.
- Чего стоит такая отвага. – Кадер понизил голос. Минуты две оба молчали. – Возьмите! Вам это нужнее, чем мне. – Кадер протянул Милошу странного вида шкатулку.
- Что в ней? – спросил Милош.
- Просто возьмите ее, а о предназначении узнаете потом.
Милош явно не ожидал такой щедрости от Кадера. Лишь выдержав долгую паузу, Милош все же решил взять шкатулку.
- Л-ладно… м-мне п-пора! Заболтался я с вами, побегу! До скорых встреч! Было приятно с вами поговорить. – голос Милоша звучал уже увереннее.
- Взаимно! – пылко сказал Кадер, пожав Милошу руку. – Буду ждать! – крикнул он, когда гость закрыл за собой калитку.
- Кар! Он что-то заподозрррил! – понизил голос Йоси.
- Какая наблюдательность! – съехидничал Принцип.
- Хватит болтать! – Кадер постучал по деревянной крышке стола, что знаменовало для воронов приказ собраться. – Как видите, Модрич даже не подозревает, какую опасную игру он затеял...
- Модрррич сильно влип! – прервал речь Кадера Скандербег.
- И после этого ты еще учишь меня хорошим манеррам? – ехидно спросил Йоси.
- Не спускайте с него глаз! – Кадер разложил на столе яркие фантики.
- Будет сделано! – вороны расхватали фантики и разлетелись в разные стороны.

Заметки Милоша Модрича.
Странно все это, если не сказать больше… Сдается мне, Кадер знает гораздо больше, чем говорит. Может, ему что-то известно про Дитя Индиго? Нет ничего невозможного. Но у меня еще слишком мало информации, чтобы сказать наверняка… И…эта шкатулка…зачем он дал ее мне? Кто такой Розан и откуда Кадер так хорошо знает Миле? Он говорил о нем, как будто знал его много лет, а не те пару дней, за которые он выбрался из Мостара. На карте моих поисков еще слишком много белых пятен. Кадер что-то скрывает – у меня нюх на подобные вещи. В любом случае, если мне удастся его разговорить, это даст делу значительный ход вперед… Что ж, пока мне ничего от него не добиться, но время для прощания еще не настало, далеко не настало…

Кофейный привкус утра на две чашки.
В кроссворде - пара слов, но разный почерк.
Прохладно из-за окон нараспашку:
Опять курил один до поздней ночи.

читать дальшеПривычно: "С добрым утром?" и улыбка,
Затем немного слов про новость в прессе.
И снова твой вопрос: "Покормишь рыбку?
Мы в прибыли растем, а Фландер в весе".

Кофейный семь ноль-ноль - на семь-пятнадцать.
Встаю помыть фарфор,ты сразу тоже.
И тут же вечный спор - пора подраться:
- Давай я уберу?
- Давай я все же...?

Взбодрились и ок, пора за дело.
Теперь любая фраза о работе.
А после пару строк в одном разделе
Напишешь на полях в моем отчете.

Под вечер: "Ты иди, а я подольше.
Доделаем макет - японцы наши!"
- До завтра!
- Да, до завтра!
И не больше...
А есть еще слова, но их не скажешь.

(с) Deacon

читать дальше
Короткие рассказы.
Биография.
Однажды Эйнштейн заметил, что большие пальцы на ногах рано или поздно проделают дырку в носках. С тех пор он больше не носил носки.

Оборотни.
Создатель Википедии долгопят. Об этом знаю только я, да мальчик шести лет из трущоб Бомбея. Только мальчик не говорит, так как, во-первых, мало кто там знает, что такое Википедия, а, во-вторых, боится, что за сумасшедшего примут.

Девочка.
Жила-была девочка. Потом она умерла. Все.

Бабушка.
Если маму возвести в квадрат, то получится бабушка. Квадратные корни из мам пока что еще никто не извлекал.

Две девочки.
В интернете я познакомился с девочкой, которая любит другую девочку. Обещал написать про них рассказ. Но так как ничто не идет в голову, рассказ получился коротким. Вы только что его прочитали.

Детство.
Детство это такая пора, когда от жизни еще можно убежать.

Рыцарь.
Один рыцарь в перерыве между истреблением драконов и прочих монстров встретил принцессу. Он очень обрадовался. Но когда посмотрел ее страницу в социальной сети, то ужаснулся. А она только обрадовалась – на кой черт нужен человек, который все свободное время тратит на компьютерные игры.

Мужик.
Мужик происходит от двух слов «муж» и «ик». Так называли бесхребетных икающих подкаблучников, которые исполняли все указания жен. Отсюда и выражение: «Будь мужиком», которое придумали хитрые женщины. Лингвисты скажут, что я неправ, но в наше время прав в языкознание тот, кто смог издать книгу про славянских богов и их борьбу с Ктулху.

Угол.
Угол это не только два луча, идущих из одной точки, но и бурятский поэт. А то, что его считают отвратительным неудачником, есть мнение обычных людей, боящихся заглянуть к себе в душу.

Хакаски и калмычки.
Самые прекрасные создания на земле. Беда их народов в том, что они не смогли придумать аниме и завалить весь мир каваем, как это сделали хитрые японцы.